Назад Оглавление 
Вперед Служба всегда начиналась с нижних чинов. Кандидаты в офицеры поступали рядовыми в один из гвардейских полков — Преображенский или Семеновский. Там, протянув лямку пять-шесть лет, а кто и более (смотря по способности) они получали звание гвардии капрала либо сержанта и переводились в армейские полки, писались в армию — прапорщиками либо подпоручиками. Оба гвардейских полка содержались в двойном против прочих комплекте (4 батальона вместо 2-х) и являлись питомником офицеров для всей армии, своего рода военными училищами, дававшими своим питомцам не только строевую, но и отличную боевую подготовку. На протяжении ста лет сквозь их ряды прошли все те, кто создал великую Россию восемнадцатого века…
В кавалерии роль военного училища играл лейб-регимент, куда недоросли писались драгунами. Сперва, в эпоху Северной войны, это был Санкт-Петербургский драгунский, а с начала 20-х годов Кроншлотский, наименованный с 1730 года Конной Гвардией.
Роль офицеров Гвардии, этих первородных птенцов гнезда Петрова и значение их в стране были весьма велики. Они исполняли не только военную (а подчас и морскую службу), но получали часто ответственные поручения по другим ведомствам, например дипломатического характера, царских курьеров, ревизоров и т. д. Так в обязанности обер-офицеров Гвардии входило присутствие в качестве фискалов на заседаниях Правительствующего Сената и наблюдение за тем, чтоб господа сенаторы не занимались посторонними делами. Вообще петровский офицер, гвардейский в особенности, был мастером на все руки, подобно своему великому Государю, пример которого был на глазах у всех.
Петр Великий понял значение офицера в стране и всячески стремился дать ему привилегированное положение. В табели о рангах при равенстве чинов военные имели преимущество перед гражданскими и придворными. Всех рангов было 14:
I ранг — генерал-фельдмаршал, генерал-адмирал, канцлер;
II — генерал рода оружия{52} (аншеф), адмирал, действительный тайный советник;
III — генерал-поручик, вице-адмирал, тайный советник;
IV — генерал-майор, контр-адмирал, действительный статский советник;
V — бригадир, шаутбенахт, статский советник;
VI — полковник, капитан 1 ранга, коллежский советник;
VII — подполковник, капитан 2 ранга, надворный советник;
VIII — майор, капитан-лейтенант, коллежский асессор;
IX — капитан, лейтенант, титулярный советник;
Х — штабс-капитан, коллежский секретарь;
XI — поручик, корабельный секретарь;
XII — подпоручик, мичман, губернский секретарь;
XIII — прапорщик, провинциальный секретарь;
XIV — коллежский регистратор.
В артиллерии чину прапорщика соответствовало звание штык-юнкера, а между поручиком и капитаном имелся чин капитан-поручика. Производство обер-офицеров в штаб-офицеры и из штаб-офицеров в генералы обуславливалось баллотировкой, и этот порядок, имевший, конечно, свои выгоды, но и большие неудобства, сохранился до самой смерти Петра. Иноземцы, поступая на русскую службу, прикомандировывались к генералам и штаб-офицерам, при которых несли ординарческие обязанности, присматриваясь к службе и овладевая языком. По окончании этого стажа, они получали производство и зачислялись на службу. Оклады иноземцам в среднем были двойные, как и подобает наемникам. К концу царствования Петра I на верхах было около трети общего количества генеральских и штаб-офицерских чинов (в 1726 году в войске из 5 аншефов — 2 иноземца, из 19 генерал-поручиков и генерал-майоров — 8, из 22 бригадиров — 5, из 115 полковников — 82).
За особые заслуги жаловались ордена, святого Андрея Первозванного (первый и долгое время единственный русский орден, основанный в 1698 году), а в конце царствования и святого Александра Невского{53} (основан в 1722 году).
Управление войсками в мирное время сосредоточивалось в руках военной коллегии, учрежденной в 1719 году и имевшей первоначально 3 отделения (экспедиции{54}) — армейское, гарнизонное и артиллерийское, ведавшие соответственно полевыми войсками, гарнизонными и материальной частью.
Высшие тактические соединения, бригады (2–3 полка) и дивизии (2–4 бригады) составлялись лишь в военное время. В мирное время высшей административной единицей был полк.
К концу царствования Петра I в армии считалось — пехоты: 2 гвардейских, 2 гренадерских и 42 пехотных полка (из коих 9 низового корпуса в Персии), всего 70000 штыков при 200 орудиях полковой артиллерии; конницы: 33 драгунских полка — 37 850 человек, 100 орудий конной артиллерии; артиллерии: 1 гвардейская, 4 армейских канонирных роты — 4190 человек с 21 полковыми и 160 осадными орудиями; сапер: 2 роты — инженерная и минерная. Всего в действующих войсках 112000 строевых при 480 орудиях. Конница составляла таким образом третью часть полевых войск, а на каждую тысячу бойцов приходилось в среднем 3 пушки (не считая осадных). Кроме того, имелось 68000 гарнизонных войск (50 пехотных и 4 драгунских полка), 10000 ландмилиции (4 пехотных и 16 конных полков) и 35000 казаков.
Всего 225000, а считая сюда личный состав флота — 250000 пожизненных профессионалов.
Пехотные полки были в 2 батальона и состояли из 1 гренадерской и 7 фузелерных рот. Батальоны у нас появились лишь в 1698 году. До того полки делились непосредственно на роты. Оба гвардейских полка имели по 4 батальона. Многие армейские полки в различные периоды Северной войны имели тоже 4 либо 3 батальона. Каждый полк имел две 3-фунтовых пушки, на лафет которых могли быть, в случае необходимости, приспособляемы по две 6-фунтовые мортирки. Канониры носили форму полка и подчинялись полковому пехотному начальству. Орудия сопровождения петровской эпохи весили 20 пудов и перевозились парой лошадей. Штатный состав пехотного полка был 1200 строевых. До 1708 года полки именовались по полковникам.
Каждая пехотная и драгунская рота имела свое знамя. Знамя 1-ой роты считалось полковым и было белым, цвет остальных был по выбору полковника (чаще всего черным{59}). Срок службы знамен был 5 лет и они считались амуничными вещами, хотя потеря их уже тогда считалась позорной и части могли быть лишаемы знамен по суду. (Штандарты в первый раз введены при образовании кирасир в 1733 году.)
Вся конница была драгунской. Драгунский полк состоял из 5 эскадронов по 2 роты, во всех 10 ротах считалось 1200 строевых (первые роты считались, как и в пехоте — гренадерскими). Каждому полку придавалось тоже две 3-фунтовых пушки, а кроме того по одной 20-фунтовой гаубице, весом менее 30 пудов.
Вооружение бойца составляли в пехоте: фузея (ружье) и шпага у всех. Фузея весила 14 фунтов, штык (багинет) вставлялся в дуло, так что стрелять с примкнутым штыком было невозможно. Гренадеры имели помимо всего 2 гренадные сумы (по одной 6-фунтовой гренаде в каждой). Унтер-офицеры вместо фузеи имели саженные алебарды. Недостаток в ружьях вынудил Петра вновь ввести на вооружение пехоты пики (полупики, так называемые протазаны) в 1707 году. Пикинеры (одно время свыше четвертой части всей пехоты) составляли в строю задние 4 шеренги и назначались преимущественно в прикрытие к артиллерии. Драгуны имели фузею, пистолеты и палаш. Фузеи носились в пехоте на плече, у драгун приторочивались к седлу (ремней не было).
Обмундирование состояло из длинного однобортного кафтана зеленого цвета (со времени Петра и до начала XX века, на протяжении двухсот лет, зеленый цвет являлся традиционным цветом обмундирования русских войск), камзола, коротких штанов до колен, зеленых же чулков и низких башмаков, на походе и караулах сапоги, у драгун ботфорты. Зимой надевалась епанча — род плаща.
Довольствие было отлично. Ежедневный порцион состоял из фунта мяса, двух фунтов хлеба, двух чарок вина и гарнца (кварты) пива{56}. Ежемесячно выдавалось полтора гарнца крупы и два фунта соли. Царь сам испытывал на себе в продолжение месяца этот паек, раньше чем утвердить его. Солдату полагалось жалованья 24 рубля в год, из которого, впрочем, половина вычиталась за обмундирование.
Казарм не было и войска располагались постоем у обывателей. При отводе войскам квартир Устав Воинский требовал одной кровати на трех человек, из расчета, что двое будут на ней спать, а третий занят караулами. Мы можем из этого убедиться, что отправление караульной службы в те времена поглощало третью часть наличного состава войск.
Дисциплина петровской армии была суровой: под арест сажали в оковах, телесные наказания были часты, но особенной жестокостью не отличались. Разжалование (в тяжелых случаях с шельмованием и без выслуги) практиковалось широко. Офицеры, иногда и старшие генералы, как Репнин, писались в солдаты, нижние же чины писались в извощики (т. е. обозные). Посрамлению могли подвергаться и воинские части. Вот что писал Петр в одном из своих воинских артикулов: Полки или роты, которые с поля сражения побегут, судить в генеральном военном суде и если найдется, что начальники тому причиной, то их шельмовать и преломив над ними чрез палача шпагу, повесить. Если виновные, офицеры и рядовые, то первых казнить как сказано, а из последних по жребию десятого, или как повелено будет, также повесить — прочих же наказать шпицрутенами и сверх того без знамен стоять им вне обоза, пока храбрыми деяниями загладят преступление. Кто же докажет свою невиновность, того пощадить. Петр I вводил таким образом в войска принцип римской децимации (казни десятого). Если мы вспомним, что Устав Воинский ставит в образец малую армию Юлиуса Цезаря, то сможем утверждать, что устраивая полки Третьего Рима, Царь брал пример с легионов Первого. К чести русской армии надо прибавить, что к подобного рода наказаниям прибегать не пришлось. Тем не менее, эта грозная сентенция сослужила свою службу, наставив на путь истинный не одно робкое сердце.
Краткий артикул 1706 года вводил наказание шпицрутенами, до тех пор применявшееся (как иноземное наказание) лишь к иноземцам, служившим у нас. Шпицрутены назначались исключительно по суду и виновного прогоняли сквозь строй (наибольшее количество шпицрутенов — прогонка сквозь строй полка, назначалось за рецидив грабежа). Наказание батогами (розгами) назначалось в дисциплинарном порядке.
Со всем этим телесные наказания в русской армии XVIII века были не так часты и не так жестоки, как в иностранных армиях.
Немногие сохранившиеся сказки петровских полков — строевые рапорты, донесения всякого рода, отчетность и переписка, позволяют нам судить о быте войск. Рассматривая эти сказки, мы прежде всего поражаемся размерам дезертирства. Например, в Бутырском полку, считавшемся одним из самых лучших в армии, с 1712 по 1721 годы бежал 361 человек, т. е. за десять лет свыше четверти штатного состава. Объясняется это явление новизной для русского народа суровой и тяжелой рекрутской повинности, бывшей к тому же пожизненной. Призванный под знамена даточный первое время не мог свыкнуться с мыслью, что он никогда больше не увидит родной семьи, родного села, родных полей. Отсюда и большинство побегов. Часто беглые сносили амуницию и оружие — фузеи, шпаги, иногда даже алебарды. Все это отнюдь не служило спокойствию на больших дорогах. Характерно, что из всего указанного в Бутырском полку числа побегов 361 за десять лет, лишь один состоялся перед неприятелем (за что виновный и казнен смертию — расстрелян). Это обстоятельство служит своеобразным показателем высокого качества войск.
Мало-помалу подневольный профессионал свыкался со своей участью, долей отрезанного ломтя. С каждым годом оставленные близкие становились все более далекими, постылый вначале полк все более близким… Всю свою привязанность солдат переносил на него, свою вторую и последнюю семью, и на товарищество, солдатство. Так понемногу, постепенно, из поколения в поколение, создался бессмертный тип русского солдата, петровского и елизаветинского фузелера, екатерининского чудо-богатыря, николаевского служаки…
Территориальная система комплектования, введенная Петром (при которой земляки попадали в тот же полк) оказала тогда громадную услугу русской армии: рекрутчина переносилась легче — на миру и смерь красна — и молодые полки скоро приобретали необходимую спайку.
Полки принимали из своего округа комплектования, в среднем, ежегодно 80 100 новобранцев в годы, когда особенных потерь не было, например в последний период Северной войны, т. е. меняли свой состав полностью за 10–12 лет. В списках рекрут не указывалось ни возраста их, ни физических данных (рост, объем груди и т. д.). Мы знаем, что принимались они без осмотра. Отмечалась лишь грамотность, из сказок, например Бутырского полка (имевшего столичный округ комплектования, Бутырскую слободу в Москве) видно, что грамотных было 2–3 на сотню, в других полках было и того меньше.
Принимая во внимание тяжелые потери в боях и походах первой половины Северной войны, мы можем утверждать, что в продолжение всей этой двадцатипятилетней борьбы{57} русская армия переменила полностью свой состав три раза. Потери наши определяют до 300000 приблизительно, кто может сосчитать в точности, сколько их легло в финские болота, в польскую глину, в немецкий песок? Сколько было за благочестие кровию венчано на полях Лифляндии, Ингрии, Польши, Германии, Малороссии… И сколько погибло там же от разных язв и горячек, от всякого рода сверхчеловеческих трудов и нечеловеческих лишений?
Вспомним, какая великая доля выпала хотя бы солдатам полков Островского и Толбухина, первых поселенцев Котлина и Петропавловской фортеции! В далеких финских дебрях, с ружьем в одной руке и топором в другой, расчищали они бурелом на месте будущей Невской першпективы под волчий вой и выстрелы шведских партизан. И кости этих первых пионеров, сложивших свои головы в том далеком, неприглядном краю, явились сваями Санкт-Петербурга, фундаментом российской великодержавности… Вспомним тех же Бутырцев, прадедов по прямой линии Гаврилы Сидорова, пронесших на своих плечах и в еще более диких дебрях корабли из Белого моря в Онежское озеро… И вся эта петровская армия, терпящая лишения, но бодрая духом, железной рукой направляемая все к новым подвигам, в распутицу и стужу совершающая тысячеверстные переходы — от Полтавы к Риге, от Риги к Яссам, из Ясс на Копенгаген — не была ли она армией великого народа, армией великого Царя?
Русский солдат петровских времен, навсегда простившийся с семьей во имя службы России, являл собою пример стойкости и терпения, верности и самоотречения, каких не знать другим народам. И благодарная Россия сохранит его образ в своем сердце навеки.