Из показаний...

Но предоставим слово тем, кто знал Л. П. Берию близко, сделав некоторую поправку на то, что «развязало языки» и прибавило смелости бериевским «опричникам» в ходе следствия и на суде отнюдь не стремление выяснить истину, а в большей мере — снять по возможности больше вины с себя.

Из показаний Б. З. Кобулова на суде:

«…Берия — карьерист, авантюрист и бонапартист. Все это после смерти И. В. Сталина выявилось гораздо резче, чем раньше. Я объяснял эти черты, характеризующие Берия, тем, что после смерти Сталина честолюбие Берия получило более сильное развитие. В это время он уже перестал говорить „мы“ и все чаще употреблял „я“… Я назвал его „бонапартом“. Я излагаю своё мнение — это действительно заговорщик. Он присвоил себе партийный стаж, он не состоял в партии с 1917 года. Еще не зная всех документов дела, я сказал, что он далек от Коммунистической партии и что он фактически не был коммунистом. Если даже взять только тома дела о разврате Берия, то становится стыдно за себя. Это грязно, подло. Морально-политическое разложение Берия привело его к логическому концу.

Ясно, что Берия пришел к этому еще с молодого возраста. Гоглидзе и Меркулов старше меня и по возрасту и по работе с Берия, они лучше его знают, но я, будучи еще мальчишкой, видел, что Берия не имел коммунистической скромности».

А вот что рассказывал о Берии В. Г. Деканозов:

«…Я знаком с Берия с 1921 года, т. е. на протяжении 32 лет. Будучи студентом, я был направлен на временную работу в Аз. ЧК, где председателем являлся Багиров, а его заместителем Берия. Временно я работал помощником уполномоченного по экономическим делам. Как-то раз я докладывал дело. Берия заметил меня и назначил на должность секретаря секретно-политического отдела, начальником которого был. В период моей работы в Баку Берия относился ко мне очень хорошо. В 1922 году Берия был переведен в Тбилиси, забрал меня с собой и назначил на ту же должность в Груз. ЧК.

Во время работы в Баку Берия дружил с лицами, впоследствии разоблаченными как враги народа. В частности, он приблизил к себе некоего Голикова, бывшего деникинского разведчика. Я думаю, что Голиков не без помощи Берия проник в органы ЧК. Берия дружил с Морозовым, начальником секретного отдела Аз. ЧК. Впоследствии Морозов был изобличен и осужден за фальсификацию следственных материалов, по которым один рабочий был необосновательно обвинен в теракте и расстрелян.

Сейчас я об этом говорю остро, а раньше подобные действия Берия подозрительными мне не казались. Берия относился ко мне хорошо, что притупляло мою бдительность.

Берия проявил себя во всем как карьерист, властный и злобный человек. Он устранил всех председателей ЧК. Возводил интриги против них. По всему его поведению видно было, что он любыми способами добивался власти.

Расскажу один эпизод. Однажды председатель Груз. ЧК Павлуновский собрал нас на совещание и предложил покончить с интригами Берия. Берия присутствовал на этом совещании и молчал. Однако через некоторое время Берия добился увольнения Павлуновского с работы и занял его место.

В 1931 году Берия был утвержден секретарем ЦК Грузии. Вместе с ним в ЦК перешла целая группа работников из чекистских органов. Я стал секретарем по транспорту, а в дальнейшем занимал другие должности, был членом бюро ЦК КП(б) Грузии. Берия продолжал относиться ко мне хорошо, но не делился со мной своими мыслями и планами. Наиболее близкими к нему были Арутюнов и Багиров.

Когда Берия стал первым секретарем ЦК КП Грузии, то все, кто хорошо его знал, были буквально ошеломлены его назначением на эту должность. Он не заслужил этой должности, так как работал не по-партийному, что подтверждено террором, проводившимся им в Грузии в период 1937–1938 гг. В то время я не работал в чекистских органах, а был наркомом пищевой промышленности Грузии, одновременно являлся членом бюро ЦК КП(б) Грузии. Аресты производились единоличными указаниями Берия. На бюро обсуждались аресты лишь членов бюро, да и то после того, как они уже были арестованы. Берия не признавал коллектива и все вопросы, связанные с арестами, решал только сам, а не под воздействием Кобулова, Меркулова и Гоглидзе, как он пытался утверждать на следствии.

Он рвался к деспотической диктаторской власти, используя для этого все средства. Берия использовал в своих карьеристских целях хорошее отношение к нему Серго Орджоникидзе. Сначала он похвалялся дружбой с Орджоникидзе, а затем начал мстить и репрессировать родственников Орджоникидзе»

«Особого внимания, — откровенничал на допросе, подтверждая этот вывод, уже упомянутый Кобулов, — заслуживает вероломство и мстительность, проявленные Берия в отношении некоторых неугодных ему лиц…»

«…Берия был всегда властолюбивым и стремившимся к диктаторству, вторил Кобулову другой их соучастник Мичурин-Равер. — Это ярко проявлялось во время пребывания его в Азербайджане и в Грузии. Берия убирал неугодных ему людей, делая это под видом их разоблачения, как врагов народа. Как мне теперь стало понятным, делая свою карьеру сначала по линии органов ВЧК ОГПУ — НКВД, а затем по линии партийного руководства в Грузии и в Закавказье, Берия сумел весьма быстро реализовать свои цели и стать на положение „вождя“ грузинского народа».

Еще один арестованный по делу Берии Цанава показал:

«Берия был жестоким, деспотичным, властным человеком… Он ради достижения своих целей мог жестоко расправляться с теми, кто стоял на его пути. Работая в Грузии, Берия в 1937–1938 гг. расстрелял всех, кто работал его заместителем в Груз. ЧК и Зак. ЧК, и многих, кто были его начальниками».

Обвиняемый Меркулов, знавший Берию на протяжении многих лег и, выражаясь языком известного литературного героя, «особа, приближенная к императору», заявил:

«Характеризуя Берия в прошлом, можно сказать, что это был человек с крутым и властным характером, добивавшийся власти, расчищая себе дорогу от соперников».

Ослепленный собственной значимостью и жаждой персонального возвеличения, Берия, по признанию одного из своих подручных Савицкого, «с целью раздутия своего авторитета и преувеличения своих мнимых заслуг перед партией и государством в строительстве Грузии» распространял слухи об опасности, которой он подвергается ежедневно и ежечасно со стороны врагов Советской власти. С этой целью он через Гоглидзе и Кобулова, а также лично давал указания добывать у арестованных по подозрению в принадлежности их к «правотроцкистскому и националистическому подполью» показания о покушениях на него. «Добытые следователями показания о террористической деятельности против Берия, — уточнял Савицкий, — всячески поощрялись». В конце концов все следователи, ориентируясь на ложную установку и настоятельные указания «хозяина», принялись рьяно «выколачивать» подобные сведения, увязывая любой случай террористического акта с угрозой для жизни Берии.

И наконец, определенный интерес представляет оценка собственных преступных действий самого Берии, словно прозревшего в ходе следствия и суда.

«…Самым тяжким позором для меня, как гражданина, члена партии и одного из руководителей, — клеймил покаянно он себя, — является мое бытовое разложение, безобразная и неразборчивая связь с женщинами. Трудно представить все это. Пал я мерзко и низко… Я настолько падший человек, что вам трудно теперь мне верить, а мне что-либо опровергать…»

Делая акцент на эротической стороне собственных деяний, Л. П. Берия, возможно, обнаруживает истинную причину своего «самоослепления»: сексуальный маньяк и «половой гангстер» (он имел близкую связь примерно с двумястами женщинами), закрыв глаза на такие понятия, как долг, совесть и честь, Берия добивался огромной власти только для получения широких возможностей удовлетворять непомерную похоть. Впрочем, не исключено, что это своеобразный маневр, чтобы отвлечь следствие и суд хотя бы частично от своей главной вины — преступном преследовании и уничтожении многочисленных жертв. Кстати, по этому поводу у Берии тоже имеются личные признания. Так, на допросе 19 октября 1953 года он показал:

«…Я признаю, что это были грубейшие извращения закона, что при таких многочисленных указаниях об арестах могли подвергаться репрессиям лица невиновные, оклеветанные в результате незаконных методов следствия».

В следственных материалах по обвинению Л. П. Берии содержится немало противоречивых сведений об отношениях Лаврентия Павловича и Григория Константиновича (Серго) Орджоникидзе. Это один из могущественных «филантропов» и «козырная карта» в бериевской политической игре. Это одна из жертв бериевских интриг, козней, произвола и мафиозной мстительной натуры. Если проанализировать многие факты из рассматриваемого уголовного дела, то можно сделать вывод: на протяжении ряда лет Берия, используя сполна в корыстных целях авторитет Орджоникидзе в партии и народе, а также его влияние на лиц сталинского окружения, вместе с тем вел интриганскую борьбу против этого авторитета и этого влияния.

Почему так? Данные, которыми мы располагаем, позволяют выдвинуть на этот счет две версии.