Некоторые вопросы международных отношений и внешней политики СССР в 1943 г.

В октябре 1943 г. министры иностранных дел Большой тройки - Молотов, Корделл Хэлл и Иден - встретились в Москве. Это совещание наряду с решением других задач должно было подготовить почву для Тегеранской конференции «в верхах», состоявшейся через месяц. Однако на протяжении 1943 г., до того как были приняты твердые решения о проведении этих двух встреч, отношение Советского Союза к западным союзникам оставалось непонятным и полным явных противоречий.

В период Сталинградской битвы Сталин восхвалял высадку англо-американских войск в Северной Африке. В феврале, когда немцы собирались начать контрнаступление под Харьковом, Сталин снова начал сетовать на отсутствие второго фронта. Затем в марте, отчасти в ответ на упрек адмирала Стэндли о неблагодарности русских, советская пресса начала превозносить помощь, получаемую от Запада. За разрывом с «лондонскими» поляками, как мы видели, последовали восторженные сообщения о победах союзников в Северной Африке. Вскоре после этого произошел роспуск Коминтерна - это был жест, имевший целью произвести впечатление на общественное мнение Запада.

Невозможно, однако, отделаться от мысли, что эта великая сердечность, проявленная по отношению к союзникам, была в какой-то степени связана с положением на Восточном фронте. Дело в том, что накануне немецкого наступления на Курск в Советском Союзе народ был настроен весьма нервозно, и на этот раз явно представлялось целесообразным преувеличивать, а не преуменьшать военные усилия Запада.

Однако, как нам известно из переписки Сталина с Черчиллем того периода, отношения в действительности были далеко не сердечными. Черчилль пытался подбодрить Сталина сообщениями о налете 400 бомбардировщиков на Эссен (13 марта). Сталин, не отрицая значения таких налетов, оставался недовольным. 15 марта он жаловался на новую отсрочку крупных операций в Северной Африке и писал, что операция «Эскимос» - планировавшаяся высадка союзников на острове Сицилия «не заменит собою второго фронта во Франции».

«После того как советские войска (писал он) провели всю зиму в напряженнейших боях и продолжают их еще сейчас, а Гитлер проводит новые крупные мероприятия по восстановлению и увеличению своей армии к весенним и летним операциям против СССР, нам особенно важно, чтобы удар с Запада больше не откладывался… Считаю нужным со всей настойчивостью предупредить, с точки зрения интересов нашего общего дела, о серьезной опасности дальнейшего промедления с открытием второго фронта во Франции».

Черчилль продолжал посылать Сталину сообщения вроде того, что «мы сбросили 1050 тонн бомб на Берлин» (28 марта).

Сталин поблагодарил его за информацию и затем любезно добавил (может быть, он вкладывал в эти слова тонкую иронию?):

«Вчера я смотрел вместе с коллегами присланный Вами фильм «Победа в пустыне»… Фильм великолепно изображает, как Англия ведет бои, и метко разоблачает тех подлецов - они имеются в нашей стране, - которые утверждают, что Англия будто бы не воюет, а только наблюдает за войной со стороны… Фильм «Победа в пустыне» будет широко распространен по всем нашим армиям на фронте…»

Однако через несколько дней Сталина буквально взорвало, когда Черчилль сообщил ему, что отныне северным путем морские конвои в СССР больше отправляться не будут, ибо в этих водах немцы сконцентрировали свой линейный флот в составе «Тирпица», «Шарнхорста» и «Лютцова». «Я понимаю этот неожиданный акт, как катастрофическое сокращение поставок… - писал Сталин 2 апреля, - так как путь через Великий океан ограничен тоннажем и мало надежен, а южный путь (через Иран) имеет небольшую пропускную способность, ввиду чего оба эти пути не могут компенсировать прекращения подвоза по северному пути».

Черчилль 6 апреля снова сообщил о налете 348 самолетов на Эссен. Сталин приветствовал усиление бомбовых ударов по Германии, отмечая, что это «встречает живейший отклик в сердцах многих миллионов людей в нашей стране». 11 апреля Черчилль сообщил, что 502 самолета бомбили Франкфурт, и обещал прислать заснятые на кинопленку моменты бомбежки Германии, «так как они могут доставить удовольствие Вашим солдатам, которые видели так много разрушенных русских городов». Он также заверял Сталина в том, что 375 «харрикейнов» и 285 «аэрокобр» и «китихауков», которые предполагалось послать северным путем, будут присланы в Самый короткий срок через Средиземное море.

За этой странной смесью приятных и неприятных посланий последовал разрыв Советского правительства с «лондонскими» поляками.

Черчилль усиленно уговаривал Сталина не доводить дело до окончательного разрыва. Сикорский, писал он, полезный человек, и всякий, кто заменит его, будет хуже. Черчилль написал также, что, по сообщению Геббельса, русские создают новое польское правительство. Сталин незамедлительно опроверг это утверждение как «выдумки» (4 мая).

10 июня, когда нависла угроза немецкого наступления, Черчилль снова привел Сталина в состояние крайнего раздражения. В послании Рузвельту в тот день он заявил: «Теперь, в мае 1943 года, Вами вместе с г. Черчиллем принимается решения, откладывающее англо-американское вторжение в Западную Европу на весну 1944 года… Это Ваше решение… [предоставляет] советскую армию… своим собственным силам, почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом».

В послании Черчиллю от 24 июня Сталин дошел до настоящей ярости:

«Советское Правительство не могло предполагать, что Британское и Американское Правительства изменят принятое в начале этого года решение о вторжении в Западную Европу… Ваше ответственное решение об отмене предыдущих Ваших решений насчет вторжения в Западную Европу принято… без участия Советского Правительства… Дело идет… о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям (курсив мой. - А. В.).

27 июня Черчилль, с гневом отвечая, что упреки Сталина «не трогают» его, напомнил, что Англия должна была в одиночку воевать с Германией до июня 1941 г. и что, во всяком случае, «может даже оказаться, что Ваша страна не подвергнется сильному наступлению этим летом. Если бы это было так, то это решительно подтвердило бы то, что Вы однажды назвали «военной целесообразностью» нашей средиземноморской стратегии».

Всего лишь через неделю после этого немцы начали наступление на Курск.

Гнев и упреки Сталина по адресу союзников, возможно, отчасти объяснялись тем, что его беспокоил исход Курской битвы. После того как битва была выиграна, его уже не очень волновал вопрос о втором фронте. Его линия теперь заключалась в следующем: пройдет время - и второй фронт откроют; Россия, хоть она и несет страшные потери в людях, должна быть благодарна за любую помощь Запада - будь то ленд-лиз или падение Муссолини, - готовясь тем временем к большой конференции трех держав. В связи с затяжкой открытия второго фронта Сталин более чем когда бы то ни было раньше не был склонен уступать по такому вопросу, как польский вопрос. Вместе с тем он полагал, что по германскому вопросу он может принять некоторые односторонние меры предосторожности.

Когда успешное наступление Красной Армии, начавшееся после поражения немцев под Курском, было в разгаре, произошло падение Муссолини.

До этого итальянская кампания освещалась в советской печати весьма бледно. Однако падение Муссолини внезапно убедило русских в том, что, хотя в чисто военном отношении значение итальянской кампании было «ничтожным», она может оказаться очень важной в политическом плане. Воздействие, которое окажет на Германию и ее сателлитов падение Муссолини, игнорировать было нельзя.

27 июля «Красная звезда» откликнулась на падение Муссолини острой статьей. Автор позаимствовал кое-какие словечки из лексикона Черчилля (например, эпитет «шакал») и поставил значение падения Муссолини и побед русских в ходе летней кампании на один уровень. В статье говорилось:

«10 июня 1940 года Муссолини бросил свои дивизии на истекающую кровью Францию… Шакал торопился…

Уже поход в маленькую Грецию показал перед всем миром слабость итальянской армии… Борьба в Африке тоже не принесла лавров Муссолини… Перешедшие в наступление английские войска вдребезги разгромили итало-германскую армию… Совершенно безнадежным стало военное положение фашистской Италии, когда она вместе с гитлеровской Германией очертя голову ринулась в авантюру против Советского Союза… Лучшие итальянские дивизии «Челере», «Сфорцеска», «Юлия», «Кунеэнзе» и другие… нашли себе могилу в донских и воронежских степях. В боях с Красной Армией итальянцы потеряли свыше 100 тысяч убитыми и пленными… пал Тунис… англичане и американцы за короткий срок овладели значительной частью Сицилии… Шакал обладал большой алчностью, но зубы его были гнилы… Не от хорошей жизни «всесильный дуче» вынужден был покинуть пост диктатора;… Двадцать один год диктатуры Муссолини были самым мрачным периодом итальянской истории… Муссолини продал Италию Гитлеру».

Статья уже тогда предвещала снисходительное отношение Советского Союза к итальянскому народу:

«Немцы, являющиеся исконными врагами итальянского народа… стали с помощью гитлеровского лакея Муссолини хозяевами Италии. Муссолини - предатель интересов итальянского народа, и таким он сойдет в могилу… Ликвидация германского наступления 1943 года на советско-германском фронте нанесла очередной удар Гитлеру. Банкротство его союзника Муссолини нанесло ему второй удар».

Но русские считали, что всего этого недостаточно. В то время в Советском Союзе много писалось о том, что, хотя союзники достигли блестящих политических результатов в Италии, теперь возрастает угроза затяжки войны с Германией; поэтому необходимо нанести удар по самой Германии, то есть высадиться во Франции.

Советская политика по отношению к самой Германии учитывала два момента, которые выявились летом 1943 г., после победы под Курском. Во-первых, в связи с освобождением большой территории Советского Союза стали известны некоторые страшные зверства, совершенные немцами; эти преступления требовали беспощадного наказания их виновников. С другой стороны, в ожидании выработки согласованной англо-американо-советской политики в отношении Германии надо было принять некоторые политические миры предосторожности, поскольку последняя надежда Гитлера победить Россию рухнула в ходе Курской битвы.

Итак, уже через несколько дней после этой победы проявились дне внешне противоречивые линии, характеризовавшие отношение к Германии. Проявлением первой из них был судебный процесс в Краснодаре, на котором группа русских изменников была приговорена к смерти за содействие гестапо в уничтожении 7 тыс. евреев и других советских граждан, главным образом с помощью душегубок. Это был первый открытый судебный процесс в СССР, на котором всему миру были показаны с массой подробностей зверства гестапо - а в то время о них еще почти ничего не было известно. По сравнению с дальнейшими открытиями, например Майданеком и Освенцимом, разоблачения, сделанные на процессе в Краснодаре, представляются малозначительными, но они были первым конкретным примером зверств немцев и произвели глубокое впечатление как на военных, так и на население. Процесс подробно освещался в печати несколько дней в начале наступления Красной Армии на Орел. Как средство «воспитания ненависти» процесс был первоклассным мероприятием, однако все эти подробности - о том, как плачущих детей запихивали в душегубки, - были настолько ужасны, что не только пресса за рубежом давала материал о краснодарском процессе приглушенно, но даже в самом СССР некоторые скептики думали про себя, не было ли все это немного преувеличено в пропагандистских целях; они не знали, что краснодарское дело, связанное «всего» с 7 тыс. жертв, - лишь незначительный эпизод в деяниях гестапо и СД во всей Европе.

Затем произошло другое поразительное событие. В тот самый день, когда в Краснодаре был вынесен приговор, советская печать сообщала, что из антифашистов-военнопленных и отдельных немецких эмигрантов, находившихся в России, сформирован комитет «Свободная Германия». Это сообщение выглядело странным сразу же после краснодарского процесса. За границей сообщение породило у многих серьезные подозрения. Поползли слухи, что русские готовятся заключить сепаратный мир с Германией, может быть, даже с самим Гитлером… Молотов заверил посла Великобритании, что все это делается, дабы породить смятение среди немецких солдат и народа и тем самым уменьшить их сопротивление, чего пропаганда типа «эренбурговской» явно не достигала. Однако тот факт, что решение о создании комитета «Свободная Германия» было принято в одностороннем порядке, без каких-либо консультаций с союзниками, вызвал, во всяком случае, на какое-то время большие сомнения у недоброжелательных людей за границей.

Показательно, что в ходе боев в Италии, особенно осенью и зимой, когда приходилось переживать много тяжелых и удручающих моментов и когда почти не было надежды на успех в ближайшем будущем, английским войскам у Монтекассино и Монтекамино все время (как нам известно) повторяли:

«Мы должны держаться, так как если мы лишимся всякого плацдарма на Европейском континенте (во Франции ничего не произойдет до будущего года), то русские, устав от тяжелых людских потерь, могут выйти из игры».

В тот день, когда начался судебный процесс в Краснодаре, в советской печати было опубликовано письменное заявление немецкого офицера, обер-лейтенанта танковых войск Франкенфельда, который сообщал, что он всеми силами принял участие в наступлении (под Курском) и стоял до конца, но теперь считает упорное стремление Германии и дальше продолжать войну неразумным и равнозначным самоубийству. В заявлении говорилось:

«8 июля стало ясно, что план наступления провалился, а вся кампания этого года уже проиграна. Теперь я, как это мне ни больно, абсолютно уверен в неизбежном поражении Германии, и для меня существует только вопрос, наступит ли это поражение через два месяца или через полгода, и где раньше - на Востоке или на Западе.

Что мне оставалось делать? Погибнуть в ближайшие дни или месяцы, не улучшив ничем судьбу немецкого народа… сознавая, что дальнейшая борьба… приведет к бессмысленному применению газов и таким образом к еще более ужасным жертвам. Будущее немецкого народа полностью в руках победителей».

Думая о будущем, он решил «способствовать скорейшей катастрофе».

Но это заявление было лишь короткой прелюдией к тому, что произошло через 5 дней, когда крупные заголовки сообщили о создании Национального комитета «Свободная Германия». Сообщение об этом событии было сделано в своеобразной форме - путем воспроизведения в советской прессе первого номера газеты, издававшейся комитетом, - «Freies Deutschland». Газеты сообщали, что 12 и 13 июля (то есть как раз в то время, когда советские войска начали наступление на Орел) в Москве проходила конференция военнопленных немецких офицеров и солдат, а также антифашистов - депутатов рейхстага и писателей, которые находились в Москве еще до начала войны.

В советской печати указывалось, что на конференцию прибыли делегаты из всех лагерей немецких военнопленных. Они принадлежали к различным общественным кругам и придерживались различных политических и религиозных взглядов. Комитет был избран единогласно. Президентом комитета избрали известного немецкого поэта-коммуниста Эриха Вайнерта и вице-президентами - майора Карла Хетца и лейтенанта графа фон Эйнзиделя. (Он рассказал, когда его взяли в плен, что является внуком Бисмарка и что он сожалеет о том, что Гитлер нарушил золотое правило Бисмарка - не нападать одновременно на Россию и Запад.)

Комитет провозгласил, что Германии угрожает смертельная опасность. В манифесте комитета фигурировали многие аргументы из числа тех, которыми год спустя, в июле 1944 г., воспользовались лица, пытавшиеся организовать покушение на Гитлера.

«Гитлер тащит Германию в бездну. Взгляните, что происходит на фронтах. Беспримерны в истории Германии поражения последних семи месяцев: Сталинград, Дон, Кавказ, Ливия, Тунис. Вся ответственность за эти поражения падает на Гитлера. И он все еще продолжает оставаться во главе армии и государства… Войска Англии и Америки стоят у ворот Европы.

Взгляните, что происходит на родине: Германия стала уже театром войны… Факты свидетельствуют неумолимо: война проиграна. Ценой неслыханных жертв и лишений Германия может еще на некоторое время затянуть войну. Продолжение безнадежной войны было бы, однако, равносильно гибели нации.

Но Германия не должна умереть!

Если германский народ по-прежнему безропотно и покорно допустит, чтобы его вели на гибель… тогда Гитлер будет свергнут лишь силой армий коалиции. Но это будет означать конец нашей национальной независимости, нашего государственного существования, расчленение нашего отечества…

Если германский народ вовремя обретет в себе мужество …освободить Германию от Гитлера, то он завоюет себе право самому решать свою судьбу и другие народы будут считаться с ним. Но с Гитлером мира никто не заключит. Поэтому образование подлинно национального немецкого правительства является неотложнейшей задачей нашего народа… Это правительство может быть создано лишь в результате освободительной борьбы всех слоев немецкого народа. Оно будет опираться на боевые группы, которые объединятся для свержения Гитлера. Верные родине и народу силы в армии должны при этом сыграть решающую роль. Это правительство… отзовет германские войска на имперские границы… Только оно создаст для германского народа возможность свободного волеизъявления в условиях мира, возможность суверенного разрешения вопроса о государственном устройстве.

Наша цель - свободная Германия.

Это означает: сильную демократическую власть, которая не будет иметь ничего общего с бессилием Веймарского режима…»

Программа комитета включала такие положения, как отмена законов против национальных меньшинств и расистских законов, восстановление профсоюзов, свобода торговли, освобождение жертв фашистского террора, справедливый и беспощадный суд над военными преступниками и зачинщиками войны.

«Немецкие солдаты и офицеры на всех фронтах! - говорилось в заключительной части манифеста. - У вас в руках оружие!… Трудящиеся мужчины и женщины на родине!… Образуйте боевые группы… всюду, где вы находитесь…

За народ и отечество! За немедленный мир! За спасение германского народа! За свободную и независимую Германию!»

Этот документ подписали майор Карл Хетц, майор Генрих Хоман, майор Штеслейн, несколько капитанов и лейтенантов, десятки унтер-офицеров и рядовых; Антон Аккерман, профсоюзный деятель из Хемница; Марта Арендзее, депутат рейхстага; Иоганнес Бехер, писатель; Вилли Бредель, писатель; Вильгельм Флорин, Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт - депутаты рейхстага; Густав Соботтка, руководитель профсоюза горняков Рура, и еще два писателя - Эрих Вайнерт и Фридрих Вольф.

Естественно, все это ни в коей мере не связывало Советское правительство. Ведь не Советское правительство, а комитет «Свободная Германия», не обладающий никакой властью, обещал немцам «суверенитет», если будет создано антифашистское «национальное правительство». Ясно, что Советское правительство не могло давать подобных обещаний Германии, не проконсультировавшись с союзниками.

И все-таки это был странный шаг с точки зрения как внутренней политики, так и международных отношений, и реакция на него в последующий период как в России, так и за границей в ряде случаев была любопытная.

Дело заключалось в том, что комитет «Свободная Германия» превратился в важную опору для советской пропаганды в Германии и особенно в немецкой армии. Представители комитета днем и ночью выступали по московскому радио в передачах для Германии. Сотни тысяч экземпляров газеты «Freies Deutschland» печатались еженедельно и разбрасывались с самолетов над немецкими войсками на фронте. Это была большая по объему, прекрасно оформленная и хорошо отпечатанная газета, содержавшая массу добротного материала. Однако на страницах этой газеты Советский Союз столь явно выражал благосклонность к немецкому народу, что предпринимались все меры для того, чтобы экземпляры газеты «Freies Deutschland» не попали в руки иностранцев, особенно дипломатов и иностранных корреспондентов, находящихся в СССР. Ведь если бы они не восприняли все это исключительно как пропаганду, рассчитанную на подрыв морального состояния Германии, могли бы появиться всевозможные нежелательные суждения, особенно в американской прессе, враждебно настроенной к России. Эта газета предназначалась для Германии, и только для Германии.

Комитет «Свободная Германия» вначале имел лишь небольшое практическое значение, однако в 1943 г. будущее рисовало самые раз личные ситуации. Следует помнить, что все это происходило до Тегеранской конференции. Возможно, русские надеялись также, что поражение немцев под Курском получит более серьезный отзвук в Германии, чем это произошло в действительности. Если комитету «Свободная Германия» не суждено было сыграть крупной политической роли, то это объясняется тем, что фашисты до самого конца сохраняли контроль над Германией и немецким народом. Позже, после капитуляции Германии, многие члены комитета «Свободная Германия» стали видными деятелями, активными борцами за денацификацию и демократизацию политической и общественной жизни Германии201.

После большой победы под Курском в июле 1943 г. в Советском Союзе стало складываться убеждение, что война фактически выиграна, хотя окончательная победа все еще очень далека и обойдется, пожалуй, ценой еще миллиона или больше человеческих жизней.

Ленинград все еще обстреливался немецкой артиллерией, но Москва, где часто гремели победные салюты, была в полной безопасности. Знаменательно, что в августе 1943 г. всему составу дипломатического корпуса - японцам, болгарам и остальным - разрешили вернуться из Куйбышева, в Москву.

22 августа было опубликовано постановление Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации». Цель его заключалась в том, чтобы в пределах возможного поставить освобождаемые районы на собственные ноги, дабы они не остались надолго бременем для всей страны.

В числе прочих мер планом предусматривалось выделение семенного фонда для посева озимых, возвращение скота и тракторов, вывезенных при отступлении, быстрейшее восстановление железных дорог, железнодорожных строений и постройка элементарных жилищ для железнодорожников.

Тем временем - с июля по ноябрь 1943 г. - Красная Армия делает блестящие успехи, ведя наступление на Украине и на других фронтах. 23 августа войска генерала Конева (Степной фронт) при поддержке войск генерала Ватутина (Воронежский фронт) и генерала Малиновского (Юго-Западный фронт) взяли Харьков.

Следующая большая победа была одержана войсками генерала Толбухина на самом южном участке фронта. Его войска, осуществив прорыв из района Луганска к Азовскому морю, взяли Таганрог, находившийся в руках немцев с осени 1941 г. Пять тысяч немцев было взято в плен.

31 августа войска Рокоссовского (Центральный фронт) захватили Глухов и продвинулись в глубь северных районов Украины.

Южнее быстрыми темпами происходило освобождение Донбасса. Немцы, боясь попасть в окружение, отходили, уничтожая заводы и шахты.

8 сентября во всех газетах первую полосу занимал приказ Сталина генералам Толбухину и Малиновскому. В приказе говорилось, что в результате шестидневных умелых и стремительных действий советских войск освобожден весь Донбасс.

10 сентября Толбухин и Малиновский взяли Мариуполь, город на Азовском море, при поддержке морского десанта, высаженного западнее этого города.

На самом южном участке фронта Красная Армия очищала два последних опорных пункта немцев на Кавказе. После тяжелых пятидневных боев войска генерала Петрова и соединения военно-морских сил под командованием вице-адмирала Владимирского захватили 16 сентября Новороссийск, или, точнее, руины этой важной морской базы. Таманский полуостров был очищен от противника к 7 октября. Большинство немецких войск бежало в Крым через Керченский пролив.

21 октября Рокоссовский занял древний город Чернигов, превращенный в развалины в результате массированных налетов немецкой авиации летом 1941 г., а 23 октября Конев взял Полтаву (также почти полностью разрушенную отступавшими немцами); 29 октября войска Конева, форсировав Днепр, взяли Кременчуг.

25 октября Соколовский (Западный фронт) взял Смоленск.

К концу октября, как указывалось в официальных сообщениях, Красная Армия на Украине вела наступление на Киев, а в Белоруссии - на Витебск, Гомель и Могилев.

Если сентябрь был примечателен тем, что в этот месяц была освобождена большая территория, то октябрь был отмечен еще более важным событием - форсированием Днепра. Надежды немцев «удержаться на линии Днепра» рухнули.

О том, какой прилив оптимизма вызвало форсирование Днепра, можно судить по стихотворению Суркова, опубликованному 8 октября:

В косом дожде, по косогорам Сквозит полей осенних грусть. В грозе и буре шагом скорым Идет карающая Русь.

Идет, гневна и непреклонна, Тяжелый меч ее остер. Ярмо немецкого полона Она собьет с родных сестер.

Уже раскована равнина На юг и запад от Кремля. Жди и надейся, Украина! Жди, белорусская земля!

Не век врагам глумиться люто. Дни чужеземцев сочтены. С Днепра нам виден берег Прута И плесы Немана видны.

Много статей в то время посвящалось теме русско-украинского единства, которое символизировала учрежденная тогда новая высокая награда - орден Богдана Хмельницкого.

14 октября Малиновский взял Запорожье, а 23 октября Толбухин взял Мелитополь. Теперь Красная Армия должна была в скором времени отрезать Крым от Большой земли. Однако проникнуть на территорию Крыма русским не удалось - это пришлось отложить до весны 1944 г. Блестящую операцию осуществили войска Малиновского: нанеся внезапный удар по Днепропетровску, расположенному в нижнем течении Днепра, они взяли этот город 25 октября. Немецкая «днепровская линия» трещала по всем швам.