Назад Оглавление 
Вперед Некоторое количество офицеров-эмигрантов имелось в Европе и до окончания Гражданской войны. Помимо находившихся на службе за границей и в плену и так и не вернувшихся в Россию, часть офицеров покинула Россию уже после Февральского переворота, а в течение 1918–1919 гг. за границей оказались тысячи офицеров, спасавшихся от красного террора, а также значительное число тех, кто по инвалидности или возрасту не мог принять участие в антибольшевистской борьбе. В одной Финляндии, куда спасалась основная масса беженцев из Петрограда, к 1919 г. находилось более 20 тыс. эмигрантов, в т. ч. 2–2,5 тыс. офицеров. Основной поток хлынул с начала 1920 г.: после эвакуации Одессы и Новороссийска в январе-марте не менее трети эвакуированных попали не в Крым, а в Турцию, Болгарию (до 10 тыс. беженцев, из которых офицеров могло быть до 1,5–2 тыс.) и Египет (куда, в частности, были вывезены из Новороссийска Донской кадетский корпус и ряд учреждений и госпиталей). Несколько тысяч офицеров из состава войск Киевской и Новороссийской областей ВСЮР перешли под командованием ген. Бредова в Польшу, а некоторые — в Румынию. В это же время происходила эвакуация Северной и Северо-Западной армий, офицеры которых из Финляндии, Норвегии и Эстонии рассеялись вскоре по всей Европе. Правда, несколько тысяч потом вернулось в Крым, где оставались до самого конца Белой борьбы. Летом 1920 г. в Крыму было более 500 тыс. беженцев и столько же в Европе, Египте и на Ближнем Востоке. К началу мая 1920 г. по данным красной разведки в Турции и Болгарии находилось около 45 тыс. русских, из которых почти половину составляли офицеры, в Крым из них вернулось около 4 тыс. Кроме того, к середине ноября (в основном из Константинополя) 2850 офицеров нелегально (через Румынию, Польшу и Закавказье, а также морем с помощью контрабандистов) возвратилось в Россию. Следовательно, осталось за границей около 15 тыс. офицеров.
Образцово проведенная эвакуация Русской армии ген. Врангеля из Крыма в начале ноября 1920 г. привела в Константинополь на 126 кораблях 145693 ч, не считая судовых команд, в т. ч. 50 тыс. чинов армии и 6 тыс. раненых. Красная разведка считала, что из Крыма было вывезено 12 тыс. офицеров боевых частей, 7 тыс. раненых офицеров и более 30 тыс. офицеров и чиновников тыловых частей и учреждений, а также 10 тыс. юнкеров (цифра явно нелепая, завышенная едва ли не десятикратно), до 15 тыс. казаков и 4–5 тыс. солдат, кроме того, до 60 тыс. гражданских лиц (в большинстве членов семей офицеров и чиновников). Учитывая, однако, что в Крыму всего было такое число офицеров (50 тыс.), эта цифра завышена. Как было показано выше (см. главу IV) из Крыма выехало до 30 тыс. офицеров.
Командование не считало борьбу законченной и во что бы то ни стало стремилось сохранить армию как боевой организм. Еще в пути она была сведена в 1-й армейский (ген… Кутепова), Донской и Кубанский корпуса, разместившиеся, соответственно, на Галлиполийском полуострове, в районе Чаталджи (50 км. к югу от Константинополя) и о. Лемнос (уже бывший ранее прибежищем части эвакуированных из Новороссийска). В Константинополе армию разрешалось покинуть всем престарелым и раненым офицерам, а также всем штаб-офицерам, которым после сведения частей не осталось строевых должностей. Были распущены и практически все тыловые учреждения и организации.
1-й армейский корпус (26596 чел.) состоял в Галлиполи из 1-й пехотной (4 именных полка, в один из них — Алексеевский, были сведены все прочие пехотные части), Кавалерийской дивизии (1–4 полки, Гвардейский дивизион, Офицерский учебный кавалерийский полк и Запасный ремонтный эскадрон), 1-й артиллерийской бригады (4 именных, 5-й Тяжелый и 6-й Бронепоездной и Конно-артиллерийский дивизионы), Технического полка и Железнодорожного батальона. Там же действовали 6 военных училищ и 3 офицерских школы (артиллерийская, инженерная и фехтовально-гимнастическая). Кубанский корпус (16050 чел.) состоял из 1-й (1–3 полки, Горский и 1-й конно-артиллерийский дивизионы) и 2-й (4–6 полки, Гвардейский и 2-й конно-артиллерийский дивизионы) Кубанских конных дивизий и Кубанского технического полка. Донской корпус (14630 чел.) — из 1-й (1–6 Донские казачьи и Терско-Астраханский полки и 1-й артиллерийский дивизион) и 2-й (7-10, 18-й Донские казачьи и Дзюнгарский калмыцкий полки и 2-й артиллерийский дивизион) Донских казачьих дивизий и Донского технического полка.
Армия оказалась в очень тяжелом положении, разместившись в старых, полуразрушенных деревянных бараках и даже просто палатках, которые должны были служить убежищем в зимнюю пору. Начались массовые заболевания, у тысяч людей открылся туберкулез в острой и быстро прогрессирующей форме. При отсутствии медикаментов уже за декабрь-январь умерло около 250 чел. Офицеры жили в палатках в большой скученности без всяких средств к существованию (все, имевшее какую-то ценность, имущество было продано в первые же дни в Константинополе за продукты). На 12 февраля 1921 г. численность армии составляла 48319 чел., среди которых до половины офицеров.
В таких разлагающих условиях Врангель и его окружение (в первую очередь генералы Кутепов, Кусонский, Шатилов) прилагали неимоверные усилия по поддержанию дисциплины, понимая, как важно сохранить «надежный и вполне подготовленный кадр будущей армии». Проводились учения, парады, офицерские военно-штабные игры, активно действовали военно-полевые суды, решениями которых 40 офицеров были разжалованы в рядовые. Абсолютное большинство офицеров оставалось на высоте положения, и среди 10 тыс. человек, покинувших лагеря в первые месяцы 1921 г. по настоянию французского командования, их было лишь несколько десятков. Положение офицеров вне армии было едва ли лучше. Им приходилось работать продавцами газет, посудомойками, грузчиками, чернорабочими и т. д., подвергаясь бесконечным и бесчисленным унижениям, зачастую даже побоям турецких полицейских. Константинопольская эпопея, неоднократно описанная в десятках мемуарных и художественных произведений, хорошо известна. Некоторое офицеры бежали даже в армию Кемаля Ататюрка, импонировавшего им своим твердым и решительным характером.
После того, как стала очевидна беспочвенность надежд на возобновление военных действий, армию было невозможно сохранять в неизменном виде, и по мысли П. Н. Врангеля она должна была существовать в «полускрытом виде». Было принято решение о перебазировании армии в Болгарию и Югославию. На 22 мая 1921 г., когда началась отправка войск, они насчитывали 12833 офицера и 29816 солдат и казаков (штаб, конвой Главнокомандующего и ординарческий эскадрон в Константинополе — 109 офицеров и 575 солдат, 1ак — 9363 и 14698, Донской корпус — 1977 и 5690, бригада в Кабадже 218 и 1059; при армии состояло 2000 женщин и 459 детей). Кавалерийская дивизия уже с августа 1921 г. находилась в Югославии, принятая в полном составе — 3382 чел. на пограничную стражу и частично в жандармерию (64 старших офицера на офицерские, 778 офицеров на унтер-офицерские должности); позже к ним присоединились 1100 чел. гвардейской казачьей группы и около 300 чел. на свободные вакансии из прибывших с последним эшелоном из Галлиполи. Переезд войск (сохранивших часть оружия и насчитывавших тогда до 24 тыс. чел.) закончился в середине декабря 1921 г. На севере и северо-востоке разместился 1ак со штабом в Велико Тырново, а в южной части страны — Донской корпус со штабом в Стара Загоре. Части армии размещались на работы по строительству дорог, на шахты и т. д., по возможности сохраняя свою организацию (одним из главных мест сосредоточения чинов армии были шахты в Пернике, на которых работали несколько сот человек, в частности 260 корниловцев, причем командир 2-го Корниловский полк полковник Левитов пошел простым забойщиком, отказавшись от должности старшего). До 11 тыс. чел. (главным образом казаки Кубанского корпуса) осело в Югославии. После перевода армии на Балканы в Константинополе и его окрестностях еще оставалось много офицеров, не бывших в военных лагерях: из около 30 тыс. беженцев, учтенных по профессиям, только не имеющих гражданской профессии (кадровых) офицеров насчитывалось 3660 чел.
Часть наиболее решительных и непримиримо настроенных офицеров сплотилась вокруг ген. В. Л. Покровского, создав организацию, главной задачей который было осуществление десантов в Россию. Начальником штаба ее был Ф. Н. Буряк, личным составом ведал полковник И. Д. Золотаревский, связью и расквартированием — генерал-майор М. Д. Гетманов, политической разведкой Н. В. Бабкин, военно-морской — генерал-майор В. В. Муравьев, офицером для поручений был кап. В. И. Драгневич, представителем в Сербии — ген. А. А. Боровский, в Константинополе — полковник Кучук-Улагай. Однако попытки высадить десанты на Кавказе по разным причинам потерпели неудачу. Одна из групп распылилась в районе Трапезунда, другая сразу попала в засаду и была уничтожена. Организация боролась также с большевистской агентурой и насаждавшимся ею «возвращенческим» движением.
Отношение болгарского социалистического правительства, находившегося под сильным советским влиянием, к русским офицерам (ориентировавшимся на правые круги) было крайне неприязненным. Среди командного состава проводились обыски и аресты, и более 100 видных офицеров во главе с генералами Вязьмитиновым, Кутеповым и Шатиловым были высланы в Югославию. Были случаи убийств жандармами русских офицеров (от их рук пал, в частности, и ген. Покровский). Переворот 9 июня 1923 г., приведший к власти правительство Цанкова, резко изменил положение русских офицеров, тем более, что сформированные из них отряды под руководством генералов Туркула и Витковского (первые «нестроевые роты» с болгарской формой были организованы еще в июле-августе) сыграли важнейшую роль в подавлении осеннего коммунистического восстания.
Постепенно чины армии стали рассеиваться по всей Европе, причем основной поток устремился в Чехословакию (где были созданы условия для завершения и получения высшего образования), Бельгию и Францию, куда переезжали в организованном порядке в отдельные города (иногда имея контракты на работу на местных предприятиях) целые группы офицеров определенных воинских частей. Офицеры, имеющие ранее осевших в Европе родственников, стремились воссоединиться с семьями. Большинство офицеров в начале 20-х годов было сосредоточено на Балканах. В Венгрии переговоры ген. А. А. фон Лампе о размещении воинских частей были безуспешными. В Германии, которая тогда была крупнейшим центром русской эмиграции (на декабрь 1922 г. до 600 тыс. чел.), находились в основном офицеры Северо-Западной армии. До 1921 г. германское правительство помогало содержать остатки «Западной Добровольческой армии» Бермонта-Авалова, жившего в Гамбурге и не оставлявшего надежды на продолжение борьбы. Германия тогда была также центром сосредоточения монархических организаций и сторонников германской ориентации (генералы Краснов, Бискупский, Шкуро, полковник Ф. Винберг и др.). В Польше в это время еще находились русские формирования Булак-Булаховича, служившие базой для отправки отрядов в Белорусию (полковник Лавочников, поручик Шуньянц и др.), но после 1922 г. они прекратили организованное существование, и вообще с ухудшением отношения к русским эмигрантам последние стали покидать Польшу.
Осенью 1921 г. была проведена перепись и регистрация офицеров, оказавшихся в Европе, которая особо тщательно проводилась на Балканах. Зарегистрировалось всего примерно 10 тыс. офицеров (в т. ч. около 600 генералов и более 4 тыс. полковников и подполковников) — почти все из служивших на Юге России. Едва ли, однако, она могла охватить более четверти всех офицеров. Скорее всего, судя по доле штаб-офицеров, она касалась только тех, кто не был в рядах армии после ноября 1920 г. (в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе).
В 1921–1922 гг. в среде офицеров, оказавшихся вне строевых частей армии, начали создаваться офицерские организации, различные военные общества и союзы. В Нормативном уставе, разработанным командованием Русской армии предусматривалось, что их действительными членами могут быть только офицеры, а военные чиновники, врачи и священники — членами-соревнователями. Предписывалось к 1. 11. 1922 г. произвести регистрацию офицеров вне армии и лиц, могущих и желающих служить, считать временно находящимися в резерве, а остальных — уволенными от службы. Регистрационный лист содержал следующие вопросы: 1. Служба в антибольшевистских армиях: когда вступил в армию и в какую; в каких частях служил и какие занимал должности; последний чин и старшинство в нем по последнему о нем приказу; награды; ранения и контузии; имеет ли категорию и какую; судимость; когда покинул ряды армии и флота. 2. В каких обществах и союзах состоит и с какого времени. 3. Имеет ли возможность и желание стать в ряды армии или флота по зову Главнокомандующего. 4. Адрес.
23 июля 1921 г. с целью объединения офицерских организаций был образован «Совет Союзов и Обществ бывших русских воинов, находящихся в Турции», куда вошли следующие организации (численность дается на 23. 07. 1921 и то же число 1922 г.): Союз Русских инвалидов (1531/1536), Общество кавалеров ордена Св. Георгия (185/185), Союз офицеров армии и флота (381/295), Союз участников 1-го Кубанского похода (223/216), Общество офицеров Генерального штаба (58/44), Общество офицеров Русского экспедиционного корпуса во Франции и Македонии (27/27), Общество офицеров Конной Артиллерии (42/40), Группа лиц, поддерживающих духовную связь с русскими военными за границей (874/237) — всего 2430 членов. Имелись и более малочисленные (10–15 чел.) организации («Кружок Заамурцев», «Союз офицеров Интендантской Академии» и т. п. Ряд организаций по различным причинам (не чисто военный, а корпоративный характер, наличие политической платформы) не вошли в состав «Союза»: Общество бывших пажей, Русский Авиационный Союз, Союз офицеров Российской Императорской гвардии.
В 1921 г. в Белграде возник Совет объединенных офицерских обществ в Королевстве СХС в составе всех местных офицерских организаций, некоторые из которых распространяли свою деятельность и на другие страны. К концу 1923 г. в него входили следующие общества: русских офицеров в Королевстве СХС — 225 чел., офицеров Генерального штаба — 318, офицеров-артиллеристов — 290, военных юристов — 33, военных инженеров — 121, офицеров инженерных, железнодорожных и технических войск — 652, бывших воспитанников Николаевской Инженерной академии и училища — 306, офицеров Корпуса военных топографов 88, военных интендантов — 63, гвардейской артиллерии — 55, георгиевских кавалеров — 150, морских офицеров — 709, пажей — 129, бывших юнкеров Николаевского кавалерийского училища — 51, офицеров Корпуса военно-воздушного флота — 200, Союз полковых объединений гвардейской пехоты и сапер — 190 (членами последнего были не отдельные лица, а полковые объединения в полном составе); всего 3580 чел. Советом было основано Русское офицерское собрание, имевшее целью дать возможность офицерам проводить свободное время в офицерский среде и пользоваться библиотекой, читальней и столовой. Его членами были все офицеры, чиновники и военные священники и члены их семей. В Болгарии офицеры, не состоящие в строевых частях армии, образовали Союз русских офицеров.
Кроме того, для массы офицеров, находящихся вне структур Русской армии, центрами притяжения были учреждения и организации самых разных типов: российские представительства и посольства, отделения Общества Красного Креста и Земгора, различные общества взаимопомощи, общежития и столовые на общественных началах, бюро и агентства по трудоустройству и т. д. Офицеры состояли также в национальных и профессиональных организациях. Многие же находились совершенно вне всяких организационных структур.
В Софии существовали: Управление Всероссийского союза городов, Союз русских воинов, Союз инвалидов, русская военная миссия, в Варне — Союз офицеров, Союз увечных воинов, Союз взаимопомощи служащих в армии. В Плевне было отделение Союза инвалидов, в Новой Загоре — представительство Общества Красного Креста; представительства Земгора имелись в Плевне и в Тырновском округе. В Белграде находились Управление российского военного агента и Управление российского морского агента; Трудоустройством занималась Государственная комиссия в Королевстве С. Х. С. (Югославии), которая имела районные бюро труда: в Панчеве, Сееке, Сараеве, Нише и агентства: в Субботице, Самборе, Пегце, Добое, Парелине, Зайчаре и Шабаце. Ряд организаций имелся и в Германии, прежде всего в Берлине — Русский союз увечных воинов, Союз бывших русских военнопленных и интернированных, Союз взаимопомощи украинских офицеров в Германии, Союз русских летчиков в Германии. Существовал также Союз взаимопомощи офицеров бывшей Российской армии и флота. Во Франции тогда еще не было центральных воинских учреждений, и массовое переселение эмигрантов еще не началось. Однако в Париже находилось Главное управление бывшего Главнокомандующего ВСЮР, Управление военного агента и российская военная миссия, Управление военно-морского агента. Имелись также Союз офицеров-участников войны, Общество помощи бывших русских воинов во Франции, Союз офицеров-инвалидов, а также русское офицерское общежитие и столовая.
В Константинополе располагался тогда штаб Главнокомандующего Русской армией, военно-морской агент (капитан 1-го ранга Ренненкампф), русский капитан над портом (капитан 1-го ранга Шмидт) и Союз русских инвалидов. В Греции имелось представительство Главнокомандующего, в Чехословакии российская военная миссия и общежитие для офицеров, а также Союз русских, бывших военнопленных, в Польше — Русский Варшавский военно-исторический кружок, Польско-Русское общество, в Швеции — русская военная миссия, в Англии — Союз русских воинов. В Венгрии, Румынии, Италии, Швейцарии, Австрии, Египте, Прибалтике, Дании, Норвегии и Финляндии военных организаций не было, и офицеры состояли в различных общественных организациях или тяготели к центрам иного рода (например, в Дании имелось некоторое число офицеров-монархистов, группировавшихся вокруг двора вдовствующей императрицы Марии Федоровны). В США российское представительство возглавляли военный (полковник А. Николаев) и морской (капитан 1-го ранга И. Миштовт) атташе. При общей многочисленности разных организаций воинских было немного. В Нью-Йорке существовали Союз русских офицеров армии и флота и Союз русских моряков. Общее представление о размещении эмиграции и ее организаций и учреждений (всех типов) в 20-е годы может дать табл. 24.
По своим политическим настроениям офицеры-эмигранты были весьма разнородны, как и вся эмиграция в целом. Но соотношение между основными направлениями внутри офицерский среды существенно отличалось от общего. Некоторое количество младших офицеров примыкало в эмиграции к кадетам и другим либеральным партиям. Но подавляющее большинство офицерства, особенно старшего — кадрового, было настроено монархически. Это не означало их организационного единства, поскольку такового не было изначально и в самой монархической среде. Избранный в 1921 г. на Рейхенгалльском съезде Высший монархический совет не признал манифеста Великого Князя Кирилла Владимировича, принявшего императорский титул (офицеры, с самого начала поддержавшие этот акт, состояли в созданном в 1924 г. Корпусе Императорской Армии и Флота, просуществовавшем до 50-х годов). Руководство армии (настроенное однозначно монархически), главной целью которого было сохранить единство армии, признавая династические права Кирилла Владимировича, не считало, однако, возможным участвовать в этой распре и запретило всем офицерам состоять в каких бы то ни было политических организациях, хотя бы и монархических, в чем было поддержано практически всеми ее чинами и офицерскими организациями. Тем более резкий отпор встретили попытки подчинить себе армию с стороны ВМС.
Начиная с 1921 г. широкий размах при активном содействии советской агентуры приобрело «возвращенчество», захватившее частично и офицерскую среду. Если младшие офицеры, в значительной части производства времени гражданской войны, руководствовались теми же иллюзиями, что и рядовые казаки и солдаты, рассчитывая на снисходительное отношение большевиков (судьба оставшихся в Крыму и Архангельске еще не была известна), то ряд лиц старшего командного состава находился во власти личных обид и амбиций. В ноябре 1921 г. возвратились ген. Я. А. Слащев, ген. Мильковский, полковник Гильбих, затем полковники А. А. Краковецкий, И. Калинин и другие офицеры, в 1923 г. возвратился один из бывших руководителей Белого движения на Востоке ген. В. Г. Болдырев. генералы А. Секретев, Ю. Гравицкий, И. Клочков, Е. Зеленин и другие еще 29 октября 1922 г. опубликовали свое заявление «К войскам белых армий» о готовности перейти на службу в Красную Армию, 4 февраля 1923 г. вышло новое одноименное воззвание с той же целью. В Париже о намерении вернуться заявил ген. Мазниев, а несколько десятков младших офицеров обращались в советское консульство. Впрочем, подавляющее большинство возвращенцев (тот же Болдырев) было и ранее известны своими левыми (как правило эсеровскими взглядами). Они, естественно, были и наименее непримиримым элементом. В 1921 г. вернулось 121843 эмигранта, а всего по 1931 г. — 181432, или 18–20 % эмиграции. Во Франции к середине 1926 г. подали заявления 13–15 тыс. чел., вернулось от 15 до 20 % находящихся там эмигрантов, из Болгарии в 1922–1923 гг. — более 11 тыс. Но в целом в массе возвращенцев офицеров было ничтожно мало — не более 3 тысяч.
1922–1924 гг. стали критическими в судьбе офицеров-эмигрантов. Армия не могла более существовать как армия. Ввиду недостатка средств все трудоспособные военнослужащие перешли на собственное содержание, а поиски работы делали невозможным сохранение частей в прежнем виде. Выход был найден П. Н. Врангелем в сохранении армии в виде объединений и союзов, а также штабов и кадра отдельных частей и соединений. Центром продолжала пока оставаться Югославия и частично Болгария.
Приказом № 82 от 8. 09. 1923 г. офицерские союзы и общества зачислялись в состав армии и передавались под руководство представителей Главного командования в соответствующих странах. Этим же приказом чинам армии (а, следовательно, и чинам воинских союзов) состоять в партийных и политических организациях. 1 сентября 1924 г. было объявлено о создании Русского Обще-Воинского Союза. (РОВС), чем и подведена черта под существованием Русской армии. РОВС включал в себя всех солдат и офицеров белых армий, оставшихся верным идеям Белого Дела, и главной его задачей стало сохранение кадра для развертывания в будущем новой русской армии. Он включал в орбиту этого дела и вообще всех русских офицеров за границей, в т. ч. и не служивших в белых армиях, но состоящих во входящих в РОВС организациях. Военнослужащие частей Русской армии, даже рассеянные по всей Европе, сохраняли связи со своими полками и входили в ближайшую группу своей части или соединения. С созданием РОВСа начался новый этап истории русского офицерства на чужбине. Представление о численности и распределении по странам строевых офицеров Русской Армии на сентябрь 1925 г., т. е. сразу после создания РОВСа, дают таблицы 25, 26, составленные по спискам, хранящимся в архиве РОВСа в Джорданвилле.
Германия, бывшая в начале 20-х годов основным местом сосредоточения эмиграции, к концу их утратила значение такового (если в 1922 г. там жило 600 тыс. эмигрантов, то в 1923-400, в 1924-500, 1925-250, 1928-150, и в 1934-50 тыс.). Начиная с 1924 г. большой поток эмигрантов устремился во Францию (где к концу 20-х годов проживало до 40 % всей эмиграции). Постепенно туда переехало руководство РОВСа и главные правления всех офицерских организаций. Однако во Франции, в отличие от Чехословакии, большинство не имело возможности заняться умственным трудом. До 3/4 было чернорабочими, что в полной мере относится и к офицерам, большинство которых жили ниже прожиточного минимума. К этому следует добавить плохое отношение французских рабочих, чью психологию русские офицеры не усваивали, продолжая мыслить совершенно другими категориями и смотреть на свою нынешнюю судьбу как на временное явление. Они не состояли в профсоюзах, срывали стачки и были на стороне администрации. Некоторые генералы работали грузчиками на парижских вокзалах, ген. Шкуро работал в цирке Буффало, ген. Эрдели тапером в ресторане и т. д.
Лишь единицы имели финансовые средства или возможность пользоваться таковыми, будучи близкими к соответствующим кругам и фондам. В Париже существовало полтора десятка русских церквей, несколько десятков принадлежащих русским ресторанов и иных заведений, при которых находили себе работу и офицеры. Одним из самых распространенных занятий русских офицеров в Париже стало вождение такси — из 17 тыс. машин 2 тыс. обслуживались ими. Семейных среди офицеров было не более трети — основную массу их составляли 20-30-тилетние неженатые люди, да и содержать семьи тогда почти не было возможности; если женились, то в 20-30-е годы почти исключительно на соотечественницах. Французское общество относилось к русским совершенно равнодушно, не интересуясь их жизнью и судьбой.
По прежнему крупнейшим центром офицерской эмиграции продолжали оставаться балканские страны, особенно Югославия, единственная страна, где русские офицеры долгое время имели возможность носить свою форму, где продолжали действовать русские кадетские корпуса и другие учебные заведения, поскольку югославские власти и лично король Александр I, отдавая дань благодарности России, наиболее дружественно относились к русской эмиграции. В Болгарии для участников войны 1877–1878 гг. были установлены пенсии, и туда переехало немало русских ветеранов. Русским офицерам довелось сыграть решающую роль в судьбах Албании. 10 декабря 1924 г. в г. Дебари (Югославия) был сформирован (в основном из Киевских гусар) Русский Отряд в 108 ч (или 102 ч при 15 офицерах) во главе с полковником Миклашевским (пом. полковник Берестовский, начальник штаба — полковник Русинов, командир батареи полковник Барбович, начальник пулеметной команды — полковник Улагай), который, перейдя 17 декабря албанскую границу, 24-го с боями вошел в столицу и посадил на престол короля Ахмета Зогу. После этого чины отряда получили пенсии и осели в стране, а ряд офицеров остались на албанской службе (к 1939 г. оставалось около 20 ч, в т. ч. четверо были офицерами албанской армии). Некоторые были в 1945 г. убиты коммунистами.
Некоторое количество русских офицеров осело в Африке. В Бизерту, куда эвакуировалась русская эскадра, прибыло 5200 ч, в т. ч. около 1 тыс. морских офицеров и гардемарин Морского корпуса. Оттуда, не считая 0,5 тыс. раненых, помещенных во французские госпиталя, свыше 3 тыс. чел. выехало во Францию, а до 1,5 тыс. остались в Тунисе. В Эфиопию с 1925 по 1935 гг. прибыло 17 офицеров, к концу 30-х годов русская колония там насчитывала около 80 ч (к 1973 г. — чуть более 20).
Несколько сот офицеров служили в рядах французского (и некоторые испанского) Иностраного Легиона, причем некоторые в 20-х годах пали в боях против повстанцев в Сирии и Марокко. Несколько десятков офицеров поступили добровольцами в национальную испанскую армию ген. Франко, рассматривая это как продолжение борьбы с мировым коммунизмом. Во время гражданской войны в Испании на стороне национальных сил ген. Франко сражалось около 80 русских офицеров во главе с генерал-майорами А. В. Фоком и Н. В. Шинкаренко, 9 из них погибли, некоторые служили потом в Голубой дивизии. Но некоторые, из числа «возвращенцев» использовали эту войну чтобы снискать благоволение советских властей и служили в республиканских частях, после чего прибыли в СССР.
Наиболее известная русская колония в Южной Америке до 2 мировой войны сложилась под руководством ген. Беляева в Парагвае, куда организованно переезжали эмигранты из Европы (в частности, в начале 1935 г. из Люксембурга прибыла группа чинов РОВСа во главе с полковником Кермановым — 44 чел., в т. ч. 12 женщин и детей). Русские офицеры сыграли там выдающуюся роль в ходе войны с Боливией в 1932–1935 гг., выигранной во многом благодаря именно им (пятеро погибли). В это время в парагвайской армии служило около 80 русских офицеров, в т. ч. двое (И. Т. Беляев и Н. Ф. Эрн) в генеральских чинах, 8 полковниками, 4 подполковниками, 13 майорами и 23 капитанами (один из них С. Л. Высоколян, служил генералом до 80-х годов). Некоторые командовали полками. Будущий президент А. Стресснер служил тогда под их началом и навсегда вынес убеждение, что это — люди чести. Именами погибших русских офицеров были названы 10 улиц в столице страны Асунсьоне, и положение русских в Парагвае было всегда наиболее благоприятным.